Человек слаб. Даже те, кто верит в загробную жизнь, хотят застолбиться в этой жизни после своей физической смерти. Одни строят пирамиды, другие мумифицируются в мавзолеях, третьи дают свое имя университетам и музеям. Наконец, четвертые пытаются обеспечить себе некролог в «Нью-Йорк таймс». Такой некролог считается чуть ли не пропуском в бессмертие. Теперь вы поймете мое удивление, когда я раскрыл номер «Нью-Йорк таймс» и увидел на ее первой полосе помещенное в траурной рамке фото… обезьяны! Под фото красовалась надпись: «Ее глаза околдовывали город».

Она — это горилла по имени Пэттикейк. Город — это Нью-Йорк. Сам некролог был помещен на 16-й странице газеты среди некрологов знаменитых людей, только-только отправившихся в мир иной.

Пэттикейк стала суперзвездой уже в момент своего рождения 3 сентября 1972 г. Она была первой гориллой, родившейся в Нью-Йорке. Родилась эта удивительная горилла в самый подходящий момент. Город стонал от роста преступности и финансового кризиса, а губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер пытался пробиться в президенты.

Странное дело судьба. Через месяц после появления на свет Пэттикейк в том же зоопарке родилась другая обезьяна — Ходари, и ее никто не заметил. Иное дело Пэттикейк. «Ее история месмеризировала людей», — говорит директор зоопарка Джим Брени. Никто не был готов к ее рождению. Работники зоопарка даже не знали, что ее мать Лулу беременна. Каков же был сюрприз, когда она в один прекрасный день произвела на свет комочек черной шерсти. В то время гориллы, живущие не на свободе, редко рожали, а если и рожали, то их детенышей воспитывали люди. Но Пэттикейк, принадлежавшую к породе горилл, которая значилась в списках «критически вымирающих» видов, решили оставить на попечении мамы Лулу и папы Конго. Помещение им отвели не самое комфортабельное — по соседству со львами.

Так началась звездная жизнь Пэттикейк. Газета «Дейли ньюс» объявила конкурс на ее имя. В конкурсе приняли участие почти полмиллиона человек. Имя «Пэттикейк» получило большинство голосов.

Люди шли нескончаемым потоком полюбоваться на это чудо природы. Среди них и я с моим сынишкой. Вскоре Пэттикейк стала такой же достопримечательностью города как Статуя Свободы или Эмпайр стейт билдинг.

Решение отдать Пэттикейк на воспитание родителям было опрометчивым. Маме-Лулу было всего восемь лет, и она сама нуждалась в родительском присмотре. Ну а папа-Конго был большим проказником. Когда Пэттикейк было всего несколько месяцев произошел такой инцидент. Конго, сидевший в соседней клетке, увидел высунувшуюся из решетки ручку Пэттикейк и немедленно схватил ее. Мать приревновала Пэттикейк к отцу. Произошла потасовка, в которой пострадала лапка малютки. Ее тут же окрестили «самой знаменитой в истории сломанной рукой». Пэттикейк оперировали в Нью-Йоркском медицинском колледже. На реабилитацию Пэттикейк перевели из зоопарка Центрального парка в зоопарк Бронкса, где были лучшие «жилищные условия». Вместо Лулу и Конго ее воспитанием занялись люди. Она спала в детской кроватке и носила детскую одежду. Кормили ее искусственным молоком для человеческих детенышей.

В конце концов, Пэттикейк вернулась в зоопарк Центрального парка. На ее воссоединение с родителями собралась гигантская толпа, и никто не остался разочарованным. Эмоций было море. Когда Пэттикейк исполнился год было устроено шумное празднество. Малышке и ее родителям поднесли огромный банановый торт. Как писали газеты, большее количество торта оказалось не в желудке Пэттикейк, а на ее шерсти. А поведение папы-Конго газеты расценивали как «буйство заключенного в клетке дьявола». До 1983 года Пэттикейк жила с родителями. В том же году начался капитальный ремонт зоосада в Центральном парке, и ее «отконвоировали» в Бронкс, где она и осталась.

Знаменитость Пэттикейк росла с каждым годом. О ней были написаны две книги. Миллионы детей влюблялись в нее. По мнению социологов и антропологов эту любовь они, повзрослев, переносили на своих детей, которых тоже знакомили с Пэттикейк. После многолетнего перерыва, когда я стал «невыездным» (КГБ заподозрил, что я «обуржуазился»), приехав вновь в Нью-Йорк, я первым делом пошел в Бронкс на свидание с Пэттикейк. Посмотрев в ее добрые глаза, я был вынужден внутренне признать правоту КГБ.

Пэттикейк за мои «невыездные годы» стала мощной ширококостной гориллой. Не знавшие ее, думали, что она самец. Пэттикейк жила в окружении 18 других горилл и благосклонно, как просвещённый монарх, повелевала ими. Там, где была она, всегда царил матриархат. Она любила носить на спине малышей, но была строга с их родителями. Для них она стала боссом.

Шли годы, и старость все ближе подползала к Пэттикейк. Ныло сердце, теребил артрит.Люди знали, что дни Пэттикейк сочтены. И тем не менее весть о ее кончине, которая последовала в воскресенье, 31 марта, потрясла Нью-Йорк. По словам директора зоопарка мистера Брени, Пэттикейк нашли бездыханной в восемь часов утра в «Лесу конголезских горилл» зоопарка. Считают, что она умерла «мирно». Черты ее не были искажены гримасой смерти. Вскрытие показало, что причиной смерти была сердечная болезнь.

Вы можете спросить меня, неужели в Штатах ничего иного не происходит, раз я пишу об этой горилле? Происходит, конечно, происходит. На Уолл-стрите индексы Доу-Джонса установили новый рекорд. Пентагон не знает, как реагировать на северокорейское бряцание оружием. Верховный суд не знает, что делать с проблемой легализации однополых браков. В Техасе белые расисты отстреливают прокуроров. Конгресс не рискует надеть намордник на торговцев оружием. Много чего происходит в Америке в эти дни, и я добросовестно пишу об этом. Но иногда случаются события, ради которых не собирают экстренные совещания СБ ООН, Кремль и Белый дом не обмениваются нотами, мировые медиа не подымают вселенский хай. И тем не менее, ты видишь, как в них, словно в глазах Пэттикейк, внезапно отражается человеческая душа, затравленная нашим рычащим, огнедышащим, неумолимым веком. Ты чувствуешь, как в загрубевшем человеческом сердце, в его зачерствевших чувствах рождается во истинно есенинская любовь к собакам, «нашим братьям меньшим», к дряхлым коровам, у которых «свиток годов на рогах», к фантастическому Кинг-Конгу, которого заманила цивилизация и убила любовь. И, наконец, к другим человеческим сердцам.

…Работники зоопарка в Бронксе сообщают, что после смерти Пэттикейк одна горилла по имени Бверони до сих пор плачет. Почему? Для меня ответ на этот вопрос куда важнее, чем разгадка тайны происхождения Вселенной. Ибо я не вижу разницы между глазами Бверони и слезинкой дитяти у Достоевского. Недаром один русский поэт сказал, что даже Пикассо, разложивший на холсте скрипку, не в состоянии разложить слезу.